Семья Русановых поздравляет коллектив Астраханского государственного заповедника с 75-летием Победы в Великой Отечественной войне.
ЕЛЕНА РУСАНОВА
9 мая
Плывут по-над Площадью Красной
В весенний парад облака.
Темнеет солдатскою каской
Укрытая свежей слегка,
А больше сухою травою,
Пригорков сырая земля.
И души солдат поневоле
Стекаются к башням Кремля.
Им нужно увидеть, – не зря же
Они полегли на полях –
Какие у Родины стражи
И так же ли пушки палят.
Теперь-то мне ясно откуда
На сердце восторг и подъём:
Мы вместе с погибшими – чудо! –
Военные песни поём!
***
В Панкове, райончике Берлина,
Где народный парк Шёнхольцер-Хайде,
Слышен ночью шелест тополиный:
«Спите, братья, с миром отдыхайте».
Ковалёв Василий – башмаковский,
Карасёв Владимир – астраханец…
Дожидались вас на Волге скольких!
Приглашали б вас на белый танец…
Тут опять тростник горит повсюду –
Бедствие окрестного апреля.
И душа, как прежде, верит в чудо –
Расцветают – вот уж запестрели –
К маю пышно заросли сирени.
День Победы воспоют пионы.
Сколько сбережённых поколений
Будут вспоминать вас восхищённо!
Заворовский Пётр – семья с Бузана,
С Каменного Яра – Яхияев
Нагматул, с Солянки – Сатвалдиев –
Рядовой Кусан, чья жёнка – Дельга.
Вас бы угостить икрой сазана,
Показать бы вам, как май сияет,
Волжской напоить бы вас водичкой…
Вас вспомянет лотосами дельта,
Что осталась нашей.
В крупных листьях
Будут долго капли слёз светиться.
А цветы, чьё так сиянье чисто, –
Сколько их!
То вас погибших лица!
В Панкове, райончике Берлина,
Где народный парк Шёнхольцер-Хайде,
Слышен ночью шелест тополиный:
«Спите, братья, с миром отдыхайте».
ДЖАНЫБЕК
(Рассказ железнодорожника)
Отца моего давно уже нет в живых. Когда прихожу к нему на могилу, с горечью говорю: «Отец! Что же ты не добил этих гадов?!!»
Призвали его в сорок четвёртом году, а вернулся в родную Палласовку только в пятьдесят первом. После Победы над фашистской Германией на Украине с бандеровцами воевал. Ранения его извели, недолго прожил. Дед мой и дядьки тоже на фронте были и дошли до Берлина.
Когда я подрос, выучился, водил восстановительные составы на одном из участков Приволжской железной дороги. Местность у нас полупустынная, рядом Казахстан. Многие километры взгляда не на чем остановить – низкие травы да небо, изредка попадаются небольшие стада овец, кони, одиночные поселения на два-три двора с мазанками да парящие птицы. Обратил я внимание на несколько необычных братских могил с красными звёздами по обе стороны железнодорожного полотна. Никто об их происхождении ничего не знал, а военных действий в наших местах во время Великой Отечественной не было.
История этих могил, скорее всего, осталась бы для меня неизвестной, если бы не один случай. Однажды в майские праздники разговорились мы с матерью за чаем. Вспоминала она военную пору, родных, не вернувшихся с фронта, контуженного на передовой деда.
– Послушай, сынок. Никогда я об этом не говорила, а в последнее время всё чаще в памяти всплывают те годы.
И вот что услышал я от матери.
С довоенных лет жила она с родителями в посёлке Джаныбек на казахской территории между Эльтоном и Палласовкой по железной дороге. В войну местные жители стали очевидцами ужасной трагедии.
Когда фашисты пытались переправиться через Волгу в районе Сталинграда, стояли россияне насмерть: от исхода битвы зависела судьба Родины. Раненых было бессчётное множество. Их грузили в санитарные поезда и отправляли в госпитали в тыл. Один из таких переполненных эшелонов в пути разбомбили с воздуха вражеские самолёты. Оставшиеся в живых солдаты и санитары оказались в безлюдной местности, никто не знал, где можно искать спасения, в каком направлении двигаться. Расползлись они в разные стороны от горящих вагонов, кто куда мог. Те, кто покрепче, взяли на себя нуждающихся в помощи – ползком, но тащили. В скором времени пронеслась между казахскими жителями весть: советские раненые просятся во дворы. И в соседней русской Палласовке тоже приютили солдат, нашедших в себе силы добраться до человеческого жилья.
Вслед за этим появился над посёлком Джаныбек немецкий разведчик, бросил дымовую шашку, пометил место, а за ним бомбардировщики нагрянули… Но тут произошло чудо: налетел внезапно сильнейший ветер, поднял тучу песка и пыли над домами, спрятал людей от врагов.
Изрешетили немцы пространство вокруг селения на многие километры, но никто из живых на земле не пострадал. Так расстреляли матушку степь, что вся она была в жестоких ранах – на дне некоторых из них виднелась вода.
Отец мой после войны нанимался рабочим по очистке колодцев. И мы знали от него: скважины в нашей степи такие бездонные, что если спуститься в них к самой воде днём, – звёздное небо видится, как в трубу. Стало быть, очень глубокими были те страшные воронки, раз до самой воды доставали…
Рассказала ещё мать, что на месте гибели санитарного эшелона установили впоследствии обелиски с красными звёздами и, если подойти к ним вплотную, можно прочесть, когда произошла эта трагедия. Но мне, к сожалению, побывать на этих братских могилах пока не довелось.
ЖАННА РУСАНОВА
ЛЕТО РАДОСТИ
Это послевоенное лето казалось особенно жарким. И все светлое время суток я проводила на воздухе. Однажды утром в нашем просторном и, как всегда многолюдном, дворе оказался незнакомый военный. Он о чем-то разговаривал с жильцами, и кто-то уже показывал ему на нашу дверь. Увидев все это, я вбежала в дом и громко произнесла: «Сейчас к нам придет чужой человек».- «Да нет же, не чужой. Это твой дядя Степа. Мы его ждем»,- сказал папа. « Так точно – это я!» – воскликнул человек в военной форме и широко улыбнулся. « А ты Жанна?»- «Да».- «А я тебе подарок привез от тети Любы и меня. Получай». Он подал мне большой сверток, в котором оказалось вишневого цвета… платье, с мраморным золотисто-коричневым узором: рукава-фонарики, с кокеткой, пышное и длинное – до самых щиколоток. Мне оно оказалось впору! «Какая ты красавица стала у нас»,- и дядя Степа снова широко улыбнулся. – « Проводишь меня в магазин?» – «Да». И я доверчиво протянула ему свою маленькую ладошку. Весело беседуя, словно старые знакомые, мы отправились за покупками.
Магазин находился в большом двухэтажном деревянном доме. Мы поднялись по широким ступеням на высокое крыльцо и вошли в невиданный мной мир. Мне было тогда всего шесть лет и два месяца. Дядя поприветствовал всех в магазине. Внимательно посмотрел на меня и предложил выбрать по желанию любой подарок…. Все это было так необычно и заставляло почувствовать себя совсем большой девочкой. Я решительно подошла к витрине и показала пальчиком на большой нарядный гребень для волос. Мои длинные разбросанные по плечам волосы нуждались именно в этом. И лишь только продавец протянула мне желанный предмет, как он уже красовался на своем месте – в моих густых сине-черных волосах. «И это все? – удивился дядя.- «Да, спасибо большое»- был ответ. « Вы только посмотрите на мою племянницу – я такой скромности не встречал никогда» – обратился он к окружающим. Поблагодарил всех, попрощался. И мы пошли. А сзади слышалось: « Какой вежливый и какой добрый человек – этот военный». Моя детская ладошка покоилась в его сильной мужской ладони.
Мы аккуратно спустились по высоким для меня ступеням и ступили на землю. Встреченные нами знакомые люди удивленно говорили, когда же я так быстро успела вырасти и какая я нарядная девочка. Мы радостно улыбались всем в ответ. А с неба жаркое солнышко щекотало своими нежными лучиками наши лица, и заставляло улыбаться еще больше…
Мой дядя вернулся с войны!
Это событие было столь замечательным для маленькой шестилетней девочки, что сохранилось на всю её оставшуюся жизнь. Оно произошло 75 лет назад.
ПО ДОРОГАМ ОСВОБОЖДЁННОЙ УКРАИНЫ
(Из книги «Отблески памяти»)
Это была не просто учительская командировка в освобожденную Украину, а боевая операция по спасению и сохранению детей, затерявшихся на ее фронтовых дорогах.
Мой отец по болезни не участвовал в боях Великой Отечественной войны, но, как педагога и коммуниста, его командировали летом 1944 г. подо Львов, когда город был еще в руках немецко-фашистских захватчиков
Маме исполнилось 25 лет, мне – 5, а папе – 33 года. У мамы был уже шестилетний партийный стаж, поэтому и она получила возможность отправиться вместе с моим папой в такую далекую и опасную поездку. В паспорте ее мужа Бондысека А.И. в графе национальность было записано – поляк, что явилось одной из основных причин, по которой райком партии направил его на польскую территорию. Эта командировка показала глубокую преданность двух молодых учителей – Елены и Александра – своей Родине и друг другу.
Война продвинулась далеко на запад. Мы ехали по местам, где прошли тяжелейшие сражения. И наша проводница строго приказала пассажирам плотно закрыть все окна шторами. Но мама все-таки взглянула: всё поле вдоль железной дороги было покрыто телами советских воинов. Их еще не успели предать земле. Но, когда снова открылись шторы, пассажиры могли видеть поля, усеянные крестами с касками – так были похоронены немецкие солдаты. Мы ехали вслед за войной. Разрушенные города, плохо одетые люди. Дети, потерявшие своих родителей. Дети без семьи. Их нужно было скорее спасать, накормить, учить и обласкать.
Украина. Город Подволочиск. Наш поезд пришел ночью. Не успели все выйти из вагона, как тотчас же началась бомбежка. Мы ехали вслед за фронтом. Все вокруг сверкало. Опытные пассажиры быстро попрятались в новые гробы, которые возвышались на перроне как белые горы. Наша семья последовала их примеру. Так прошла целая ночь.
Утром моих родителей принимали в райкоме партии. Папа получил задание и вскоре в Подволочиске организовал детский дом, который расположился в двухэтажном особняке – с балконами, галереями и венецианскими окнами. Вокруг дома раскинулся большой парк, обнесенный высоким узорчатым металлическим забором. В парке были устроены фонтаны, но тогда они бездействовали. Говорили, что дом покинул богатый помещик и ушел с немцами. На территории парка появлялся несколько раз молодой человек серьезного вида. Предполагали, что он сын хозяина особняка. Неподалеку от дома находился костел. И звуки органа нередко привлекали меня. Я как-то не выдержала и сказала маме: « Хочу туда ». « Нам туда нельзя », – ответила она. И я больше не просила.
В наш детский дом днём и ночью привозили детей. Помнится, что всех очень хорошо кормили. На завтрак постоянно подавали вкусные бутерброды с ароматной колбасой и душистый цейлонский чай в кружках, которые были очень умело вырезаны из узких консервных баночек, с удобными ручками. Шла война. Дети не капризничали, не устраивали ссор. Только очень скучали по своим родителям, у многих они погибли. Воспитатели часто обнимали и жалели их. Под присмотром моей мамы или других женщин дети постоянно играли в парке. Отдыхали все на втором этаже в просторных комнатах с высокими потолками. Там было чисто и спокойно, совсем как дома.
Мы жили в гостинице за железной дорогой в частном секторе. Вокруг тянулись густо заросшие травой огороды. Нам иногда разрешалось отыскивать в них помидоры. В гостинице наша семья занимала часть второго этажа. Каждое утро мы с мамой ходили на работу в детский дом, а вечером возвращались обратно. Мы шли мимо железной дороги, по которой спешили поезда на западный фронт. Иногда они останавливались. И мы слушали, как пели бойцы под гармонь. И почти всегда звучала песня «Огонёк». На всю жизнь она осталась для нас самой родной из всех военных песен, самой тревожной и волнующей.
« На позиции девушка
Провожала бойца
Тёмной ночью простилася
На ступеньках крыльца.
И пока за туманами
Видеть мог паренёк,
На окошке на девичьем
Всё горел огонёк ».
Папа часто уезжал: он и другие его помощники собирали детей по ближайшим поселкам, лесам и дорогам. И привозили их в детский дом. Своего транспорта не было. Пользовались только попутными машинами. Удивительно, но папа часто ходил один. Мама всегда очень беспокоилась… С ее заболеванием (врожденный порок сердца) нельзя было волноваться. Однажды папа уехал и долго не возвращался. Мама все это время провела у окна, часто ложась на подоконник, почти не спала ночами. И все ждала. В одну из ночей он вернулся. Мы так радовались. Он успокаивал маму и говорил, что его никто никогда не останавливал и не угрожал. Папа был худой, тонколицый. « Я похож на поляка и поэтому свободно хожу один по лесам и полям,- улыбаясь, говорил он маме,- не беспокойся, Леночка, за меня ». И все же они оба рисковали своей жизнью. Остается неизвестным: знал ли он об опасности или просто успокаивал свою жену. Ёщё летом 41 года в инструкциях бандеровцев (на период войны), по очищению территории от враждебных элементов, было чётко сказано о ликвидации поляков, главным образом интеллигенции.
Срок папиной командировки заканчивался. Мои родители очень хотели вернуться домой. Как-то слишком рано проснувшись, мама выглянула из окна и испуганно отпрянула. Из гостиницы выносили один за другим закрытые гробы. Ночью жильцов первого этажа уничтожили бандеровцы. Как выдерживало все это больное мамино сердце?
Возвращаться в Самару было нелегко, поезда ходили редко. Передвигались, в основном, военные эшелоны. В один из вагонов папа с трудом пробрался через крышу. Потом, почти полностью свесившись из окна, поднял меня и посадил на вагонную скамью. И снова, едва не выпав из окна, поднял в него маму. Я была коротко пострижена и одета в шаровары. Интересно, что в вагоне меня нередко подкармливали солдаты. Один из них постоянно повторял: « Какой хороший и спокойный мальчик… ешь, ешь…».
Мы приехали в Киев. Папе предлагали здесь работу и квартиру. Но родители решили твердо – вернуться. Дом, где мы остановились, стоял в центре Киева. Одним солнечным утром во дворе собрались жители и что-то обсуждали. Мы тоже вышли. И узнали, что сейчас поведут («будут гнать» – так говорили вокруг нас) пленных немцев. Все пошли смотреть. А я присела возле ворот со стороны улицы на маленький стульчик и наблюдала. Улица спускалась далеко-далеко вниз. Неожиданно на ней показалась колонна пленных немцев. Обыкновенные люди. Молодые, русоволосые. Улыбались и несли, как мне казалось, деревянные башмаки через плечо. Их сопровождали конные конвоиры. Было солнечно, тепло и покойно. Покой был также на лицах пленных…